Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Твоя сестра Айна“
Как ты, конечно, понимаешь, я места себе не находила от беспокойства и попросила у твоего деда разрешения посетить Сильверщерн. Даже его охватило волнение, когда он прочитал письмо. Но я не могла поехать. Я же была на девятом месяце и с трудом стояла на ногах.
Поэтому твой дед отправился туда сам.
Он прихватил с собой своего лучше друга Яна, на случай если ему понадобится какая-то помощь. В 09:13 они сели на Центральном вокзале Стокгольма на поезд, идущий до Сундсвалля, и там пересели на другой, до Сильверщерна. У них ушло одиннадцать часов, чтобы добраться до него. В то время поезда ходили медленнее. Мне следовало приготовить им с собой бутерброды, но из-за переживаний и плохого самочувствия я не смогла сделать это.
Твой дед и Ян прибыли в город вечером, когда уже начинало смеркаться. На станции было пусто и тихо; они не заметили ни одной живой души поблизости и медленно пошли в сторону центра города.
Дома, отбрасывая длинные тени, стояли безмолвными великанами по обеим сторонам их пути. Время от времени дед и Ян стучали в ту или иную дверь, чтобы спросить дорогу (твой дед давно не был там и не смог найти жилище моих родителей, особенно когда все постройки как две капли воды напоминали одна другую), но нигде не получили ответа.
А потом, дойдя до площади, они увидели страшную картину.
Посередине ее стоял столб, а к нему было привязано безжизненное тело. Убогая Гиттан, наверное, находилась там уже много дней, поскольку над ней кружили птицы, а сама она успела сильно распухнуть от небывалой жары. Ее залитое кровью лицо было изуродовано до неузнаваемости, а вокруг валялись использованные для казни камни. Круглые и плоские, отполированные водой и принесенные с берега озера, местами они были испачканы кровью и волосами.
Твой дед и Ян просто окаменели при виде этого зрелища. Они не знали, что им делать, и сначала хотели снять ее, но до них быстро дошло, что Биргитту уже не спасти. Она умерла несколько дней назад. Вместо этого они побежали к стоявшей с открытой дверью школе в надежде найти кого-нибудь, кто смог бы помочь.
Но та оказалась пустой.
Все другие двери в здании тоже были распахнуты, но они не обнаружили никаких следов ни детей, ни учителей.
Оба настолько испугались, что находились на грани безумия, и снова выбежали вместе наружу. Уже вовсю опускалась темнота, а тело Биргитты по-прежнему висело на столбе.
Но когда они посмотрели на нее, твой дед увидел, что она, повернув голову, таращилась на них. Потом он даже клялся в этом именем Отца Небесного.
Они шли через лес всю ночь, пока не добрались до ближайшего городка, расположенного на расстоянии в сотню километров. Ян упал от изнеможения, когда они достигли его окраины, но твой дед держался еще какое-то время. Он сказал, что надо послать помощь в Сильверщерн, поскольку там случилось нечто ужасное, прежде чем потерял сознание.
Когда полицейские прибыли туда, солнце уже высоко стояло над городом. Вода в реке блестела под его лучами. На площади они обнаружили тело Биргитты, точно как рассказал твой дед. А вокруг царила мертвая тишина. И посреди нее они услышали крик младенца…
Ребенок лежал в школе на полу в комнате медсестры, абсолютно голый. Он явно родился всего несколько дней назад. Кто оставил его там и как звали его мать, так и осталось неизвестным.
Полицейские обыскали каждый дом, но не нашли ни одной живой души. Ни людей, ни животных. Казалось, все 487 жителей Сильверщерна просто растворились, как дым. Окна и двери стояли нараспашку. Река неспешно несла свои воды к озеру. Но город был пуст.
Леса вокруг прочесали, но тоже никого не обнаружили. Ни единого следа. Айна, моя мама, мой отец исчезли вместе с пастором Матиасом и остальными нашими соседями, близкими и дорогими, друзьями и знакомыми. Словно их никогда и не существовало».
Утро ясное и невероятно красивое. Воздух пахнет свежестью, как бывает только после настоящего весеннего дождя, – хвоей и мокрой землей; и небо над нами кажется огромным. Оно светло-голубое и без единого облачка, куда ни кинешь взгляд.
Вода в реке просто ледяная, но на удивление чистая. Она течет прямо из горы, если верить тому, что я читала о ней.
Мы вымыли головы шампунем «всё-в-одном», который, по уверениям девицы из магазина товаров для туристов, имеет в своем составе только органические компоненты и не наносит вреда окружающей среде. Выпрямляясь и выжимая волосы, я вижу, как река уносит маленькие белые пузыри пены в сторону озера; ее поверхность блестит в лучах утреннего солнца.
Я так замерзла, что едва ощущаю свои ноги, когда снова поднимаюсь на берег и оборачиваюсь некрасивым шершавым полотенцем, украшенным рекламой «Кока-колы». Воздух кажется теплым после холодной воды и бодрит, пусть у меня зуб на зуб не попадает. И вообще, несмотря на беспокойную ночь, я чувствую себя ужасно бодрой.
Все выглядит проще при дневном свете. Ночные волнения почти забыты. Мои подозрения не рассеялись до конца, но когда я вижу, как Эмми, дрожа от холода и ругаясь, смывает пену со своих волос, мне уже трудно думать о ней как о причине моих ночных кошмаров. Она моется, а я кошусь на нее краем глаза. У нее татуировка на бедре, незнакомая мне, – стилизованная сова; а тело ее стало более мускулистым по сравнению с тем, каким оно было когда-то.
Слышу рядом шум – и отвожу взгляд от Эмми. Это Туне, пытающаяся подняться от воды. Протягиваю ей руку, но она вдруг оказывается слишком тяжелой, и я чуть не отпускаю ее. К счастью, мне удается вовремя восстановить равновесие. Увидев вблизи ее больную лодыжку, я понимаю, в чем причина. Она распухла до толщины голени и настолько красная, что, кажется, горит огнем.
– Как твоя нога? – спрашиваю. Без всякой надобности, конечно. Я же вижу все собственными глазами. Но мне хочется услышать в ответ что-то другое.
Туне кивает.
– Ничего опасного, – уверяет она. Несмотря на синие от холода губы, ее ладонь пышет жаром. – Ты просто не видела ее без повязки.
Слышу, как Эмми тоже поднимается на берег, подходит к нам и начинает одеваться.
Туне тяжело опускается на свое полотенце и, все еще оставаясь во влажном нижнем белье, начинает снова бинтовать лодыжку.
Я открываю рот, собираясь сказать что-то, хотя еще толком не подобрала слова, когда слышу крик Макса, доносящийся со стороны домов:
– Вы закончили?
Я закрываю рот.
– Мы готовы, – кричит в ответ Туне, и ее голос не дрожит. В нем нет и намека на боль. Он звучит как обычно.
Я не врач. Только она сама знает, как себя чувствует. Мне остается лишь полагаться на ее слова.
Быстро натягиваю одежду на сырое нижнее белье. Джинсы стягивают бедра, а свитер заворачивается и упрямо не хочет ровно облегать мое тело. Я едва успеваю привести себя в порядок, когда к нам подходят наши мужчины.
